Багаж я получила сразу же, как подошла к ленте. Опять-таки, хорошо организованно, а, скорее, не хорошо, а как должно быть. Встречающих было не много, в основном таксисты. «Такси, девушка. Такси. Куда вам нужно?». Я благодарила и отказывалась, пытаясь понять, где здесь маршрутка до Шереметьево-1. Наконец обнаружив остановку, я уселась на свой чемодан и принялась ждать. Вокруг стояло множество такси – Опеля, в основном, Хендаи. Большой автобус, курсирующий между Шереметьево 1 и 2, вскоре подошел, забрал ожидавших его и двинулся в объезд летного поля. Меня удивил термин «шаттл» из уст русскоязычной женщины, которая подошла, когда мы еще стояли у остановки. В русской речи это слово у меня вызывает ассоциацию лишь с космическим кораблем и, чаще всего, в сочетании с прилагательным «американский». Вот такая в Москве публика продвинутая, активно заимствует лексику. Кстати, по залу ожидания в Шереметьево-1 развешана реклама рейса Аэрофлота Москва – Санкт-Петербург, который тоже обозван шаттлом. Да, расстояние между двумя терминалами совсем небольшое, можно было брать рейс, что на час раньше, но, наслушавшись разговоров об опозданиях во время пересадок во франкфуртском аэропорту, я решила не рисковать. Первый терминал показался мне совсем куцым – для своих можно и попроще, так? Небольшое серенькое, унылое здание, вокруг которого активно реализуют шаурму (вот тут у меня вопрос. Я думала, что шаверма – это украинский вариант, но именно это слово использовано было там, на российской территории. Так чем же отличается «шаурма» от «шавермы»?). Залы отправления и прибытия разделены пятьюдесятью метрами и по дороге от одного к другому мое настроение начало портиться. Звук моего чемодана, катящегося по неровному асфальту, начинал выводить меня из себя же. Впереди шла средних лет пара, очень хорошо одетые люди, вид которых, на фоне этого убогого здания, добавлял возмущения – почему перед иностранцами нужно выпендрится (хотя на тот момент я еще не побывала в зоне отправления Шереметьево-2, не сомневалась, что там все по высшему разряду), а своих оставить довольствоваться? К тому же, те же иностранцы проходят через этот терминал для полета в тот же Питер. Ну, так если выпендриваетесь, то делайте это до конца! Первый терминал почему-то сильно напоминал мне вокзал в каком-то из городков Словакии, но и там было поприятнее. За раскачивающимися стеклянными входными дверьми по обе стороны стояли сканирующие устройства для багажа, а между ними – охранник, который убеждал проходить не задерживаясь. Видно, аппаратам на свалке места не нашлось, и ими решили обозначить дверной проход. Помещение было вытянуто вширь, длинной шеренгой тянулись оконца, наверху по центру висел экран, из информации на котором я узнала номера стоек регистрации на мой рейс, но где находятся они сами, представлялось загадкой. Я поменяла немножко денег и уже чувствовала себя увереннее – до отеля в Питере доберусь. Но нужно было еще зарегистрироваться на рейс. Правее от окошек расположились пластиковые дверки, где люди проходили какой-то контроль, но насколько я помнила устройство «Борисполя», до регистрации никаких пропускных рамок не было. Я подошла к девушке за стойкой, находившейся за одной из пластиковых дверей.
- Подскажите, а где проходит регистрация?
- Вон там, дальше, но сначала нужно пройти этот контроль. Кладете вещи на ленту, снимаете обувь и проходите через рамку.
- Снимать обувь? – переспросила я, расплывшись в улыбке, и чуть не рассмеявшись вслух. Я ей поверила, но мне показалось это таким забавным, будто причуда хозяина дома – ты не понимаешь зачем, но с готовностью выполняешь, так как особых усилий от тебя это не требует, да и уважение к хозяину – прежде всего. Продолжая рассеянно улыбаться, и воспринимая это все как игру, я пошла в одних носках через рамку, даже не заметив, что есть бахилы. М-да, так очень удобно смотреть, кто надел носки не в тон или кроссовки на босу ногу. В первый раз это показалось действительно очень забавным. Но только в первый.
Вылет был в 14:15 и, пока я неспешно побродила по второму этажу, уже было 45 минут и, казалось бы, должны объявить посадку. Но ничего подобного не происходило, и я не на шутку разволновалась – может, забыли, нужно напомнить. Особенно на меня подействовала где-то прочитанная фраза «Посадка на самолет заканчивается за десять минут до вылета». Стараясь выглядеть спокойной, я подошла к женщине, читавшей не далеко от Выхода 1, откуда должна была совершаться посадка. Глядя на нее, я бы сказала, что она коренная петербурженка. Интеллигентного вида, спокойного нрава, она выслушала мои волнения и, казалось, начала беспокоиться сама, когда я, указывая ей на экран для подтверждения того, что посадка, которая давно должна была начаться, еще не объявлена, сама взглянула на этот экран повнимательней, а особенно – на время в правом верхнем углу. Минуты – вещь важная, но на часы тоже иногда стоит посматривать. Доля секунды понадобилась для того, чтоб осознать, что до вылета еще час, а также то, какой несвойственно для себя беспокойной особой я сейчас выгляжу. В аэропортах, да и везде, но в аэропортах особенно – таких множество, но к ним я никогда не относилась, а тут… Не особо, впрочем, смутившись и списав все на переутомление от двух перелетов и явной недостаточности одного круассана за день для элементарного насыщения, я отправилась по новой разглядывать продававшиеся газеты. Из кроссвордов была лишь одна хиленькая газетенка со странным названием, ее я и взяла за пятнадцать рублей, посчитав, что это соответствует примерно четырем гривнам. В состоянии подсчетов я отныне находилась всю поездку, что существенно замедляло скорость принятия решений, но довольно скоро вошло в привычку. Все-таки, умножать легче, чем делить.
Так, разгадывая не слишком интересный сканворд и невольно слушая разговор по телефону некой брокерши, которая после двадцати минут пламенных речей вдруг вспомнила, что у нее роуминг, я дождалась посадки. Место мне дали у окна и, подходя, я ничуть не удивилась, что одной из моих соседок оказалась та «коренная петербурженка», которую я чуть было не переполошила. Не припомню, чем занималась во время полета, должно быть, просто вглядывалась в облака за бортом – на тот момент я уже изрядно вымоталась. Никогда бы не подумала, что перелеты могут быть утомительными, ведь это радость – набирать скорость, идти на взлет, практически животом чувствовать все перепады, эти бесподобные «воздушные ямы», созерцать облачные дали, из которых вырисовываются горы, равнины и все такое пушистое, легкое, и по этим сказочным пейзажам пролетают лучи солнца, которое кажется совсем близко – рукой подать… Ради этих картин стоит всегда садиться у окна и ни в коем случае не закрывать шторку иллюминатора. Когда Вита, моя подруга, в детстве рассказывала, что их самолет останавливался, и они гуляли по облакам, я ей верила и дивилась, почему нас не пускали. О, как бы я сейчас хотела, чтобы это было правдой, чтобы можно было остановить самолет у понравившегося облачка, выйти пройтись среди этой невесомой красоты, от которой перехватывает дыхание, а потом лететь дальше. С земли облака радуют глаз, но самое прекрасное ощущение – видеть их под собой.
Есть, правда, не совсем приятные моменты. Вот как на пути из Анталии в Киев, когда я сидела на первом ряду. В том самолете не было ни бизнес-класса, ни какого-либо перехода между салоном и «рабочим местом» персонала – вот сидишь ты, а вот сидит стюардесса, простите –бортпроводница. После практически бессонной ночи я мирно спала у себя на коленях. Мне заложило уши, а тут еще что-то начало капать мне на поясницу. Я проснулась, пыталась понять, что же это. Мужчина напротив принял живое участие в выяснении этого вопроса, и вскоре нам объяснили: «А, так это конденсат». Легче от этого почему-то не стало, но зато я теперь твердо знала, что это не моторное масло, а конденсат.
Когда мы пошли на снижение над Питером, у меня заложило уши. Вспомнилось детство – тогда это у меня было регулярное явление. Приближаясь к пункту назначения, я решила выяснить, что ходит от аэропорта в город и, по возможности, как добраться до «Азимута». Обратилась к непосредственной соседке, эта точно не была коренной петебурженкой, скорее уроженкой Йошкар-Олы или чего-либо подобного, но у меня сложилось впечатление, что в Питере она уже прежде была и может подсказать. Ее ответ был не столько информативен, сколько эмоционален: «А Вас не встречают? Ну, что-то должно ходить до города. А какая станция метро? Не знаете? Нет, я даже не представляю, где Лермонтовский проспект…» Ее глаза постепенно округлялись от волнения, которое в ней нарастало. Волнения за меня. Вот тут уже я забеспокоилась и постаралась ее уверить, что все будет хорошо. Нет ничего хуже того, когда люди волнуются за тебя, притом, что ты абсолютно спокоен. Ведь не было никаких сомнений, что до города что-то ходит и узнать местонахождения отеля, не составит труда. В ее глазах угадывалась картина: я стою одна посреди Пулково, уже смеркается, а я все не знаю, как оттуда выбраться… Этим она еще подкрепила свое внешнее сходство с Никой, с которой мы познакомились в Париже – та была впервые заграницей и все боялась ходить одной, в итоге познакомилась с каким-то местным арабом и оставшиеся дни тренировала свой французский.
Комментариев нет:
Отправить комментарий